Юрий Николаевич Чугунов.
Литературные произведения.

Магический трехугольник

«Кругом него не было языков пламени, не пахло серой, все было в нем обыденно и обычно, но эта дьявольская обыденность была насыщена значительным и властвующим».

Это цитата из небольшой фантастической повести русского ученого-экономиста А. В. Чаянова. После того, как его расстреляли в сталинских лагерях, он был предан забвению, и лишь когда Советский Союз распался, вспомнили о его заслугах и даже назвали его именем улицу. Улицей этой оказалась моя родная 3-я Миусская, где я прожил 27 лет от рождения. Побывав некоторое время под именем чешского коммуниста Готвальда, стала теперь имени гонимого коммунистами Чаянова. У нас всегда так – из огня да в полымя.

Повесть называлась заковыристо, по-старинному: «Венедиктов или достопамятные события жизни моей. Романтическая повесть, написанная ботаником Х, иллюстрированная фито-патологом Y».

Повесть, нельзя сказать, чтобы очень уж яркая, - стилизация под Бедную Лизу» Карамзина, но любопытная. И одна из причин ее занятности в том, что она явилась, как бы, непосредственной предшественницей блестящего романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Некий Венедиктов обладает беспредельной властью над душами людей благодаря магическим трехугольникам, выигранным им на каком-то дьявольском шабаше. Власть свою он использует в романтических целях, добиваясь любви актрисы Настасьи Федоровны. В одну роковую для себя ночь пьяный Венедиктов, дождавшись прихода не подчинявшейся ему дьявольской души (Сейдлиц), проиграл Настеньку в карты и погиб, желая силой отнять свою расписку. До этого герой повести Булгаков (вот второе совпадение) успевает выиграть у него (на свою душу) один трехугольник и уйти.

После ряда событий, куда входит и гибель на дуэли Сейдлица, свидетелями которой становятся Булгаков и Настенька; последние соединяются, и безоблачно живут вплоть до смерти Настеньки. Магический трехугольник (душа Булгакова) он проиграл Настеньке в карточную игру «Акульку». Она привязала его к своему крестику, и после этого они не знали больше ни скорби, ни горести.

Вот такая фантастическая и романтическая история вышла из под пера ученого-экономиста Чаянова. Действие ее, кстати, происходит в начале 19-го века  на фоне старой Москвы.

Любовь Евгеньевна Белозерская – вторая жена Михаила Афанасьевича Булгакова в своих воспоминаниях пишет: “С полной уверенностью я говорю, что небольшая повесть эта послужила зарождением замысла, творческим толчком для написания романа “Мастер и Маргарита”. Михаил Афанасьевич, кстати, был поражен совпадением своего имени с именем героя, от которого ведется рассказ – Булгакова.

Булгаковский роман был прочитан мной за две ночи и произвел громадное впечатление. Как, вероятно, и на всех. Перечитывал его много раз. Юра Маркин перечитывает его каждый год весной. Результатом этих весенних «упаданий» в роман явилась джазовая опера «Про Маргариту и Мастера». У меня результат был более скромным – картина. Я увлекся живописью на старости лет и вскоре запечатлел на большом листе фанеры покои ювелирши в доме на Большой Садовой (см. главу «Возвращение мастера»). Картина удалась. Мой художественный мэтр Митя Пархунов оценил ее весьма положительно и добавил несколько колоритных штрихов, касающихся сервировки стола. Но недолго пришлось ей красоваться на моей стене. Под пьяную лавочку, когда готов отдать последнюю рубаху, картина была подарена одной неведомой девушке из племени «Хавров и Жавров» (см. одноименный рассказ). Через пару дней, опомнившись и пожалев о содеянном, ринулись мы с Наташей Правдиной (то была ее подруга) выручать демоническую картину. Не тут-то было: девица отдала другую картину (вид из моего окна) – оказывается, я ухитрился подарить ей две, а искомую отказалась выносить наотрез,  даже на порог не пустила.

Приучившись за свою неудавшуюся жизнь успокаивать себя разными подходящими доводами, я пришел к выводу, что, может быть, так оно и лучше – не будет торчать на моей стене сатана с черными зеницами.

Между прочим, дом на Большой Садовой, описанный Булгаковым, в детстве и юности посещался мной регулярно – в нем жил мой дядя. Никакого романа о Мастере и Маргарите тогда и в помине не было, но некую таинственность, необычность этого дома, подъезда, большой коммунальной квартиры, двора-колодца я и тогда остро чувствовал. А когда прочел роман, стал проходить мимо него с особым трепетом. Однажды даже зашел с другом в подъезд (знаменитая квартира №50) и лицезрел при свете тусклой лампочки густо зарисованные стены – сцены из романа, цитаты, портреты героев…

Дядя закончил свою жизнь в другом доме – в Тихвинском переулке. Адрес был нехороший: дом 6, квартира 66. Будто прощальный привет с Большой Садовой - от Воланда. За дядей я последние несколько лет ухаживал: приносил продукты, таскался с ним по судам - он постоянно судился с лопающимися банками, куда делал вклады, строил лоджию, и выносил все брюзжания очень старого, больного человека. Дядя обещал оставить квартиру мне, а не дочери (с ее согласия).

И вот он умирает в одиночестве, лежит мертвый несколько дней, как оказалось потом, на полу, неодетый (упал, да еще и разбился). У меня ключей нет, а дочь его отмахивается – он, мол, часто к телефону не подходит. Когда все это кончилось, и его похоронили, дочь его изменила свою позицию и попросила отдать ей квартирную расчетную книжку – дарственную на меня мы не успели оформить.

Отдал я ей книжку, иду домой и думаю: наверное, и к лучшему, что не буду я владельцем этой «нехорошей квартиры» с тремя шестерками; наверное, меня Бог бережет. Иду от метро Новослободская по своей бывшей 3-й Миусской, бывшей им. Готвальда, ныне – имени Чаянова, но не сложилась у меня еще тогда прихотливая линия этой, что там ни говори, загадочной истории. И лишь несколько лет спустя, когда попала мне в руки книжечка Чаянова, вдруг стала вырисовываться эта странная линия. Или мне так кажется, что она странная?