Вселенная Музыки. Махан представляет.

Юрий Николаевич Чугунов.
Литературные произведения.

Без фонограммы
 
  

 

Я – болельщик?

 

Странно, что я прикасаюсь к такой далекой от меня материи, как футбол. Но так как он все же оставил малый след в моей жизни, решил написать я этот рассказик.

В детстве трибуной была лоджия нашей квартиры на 3-й Миусской, полем – двор, комментаторской рубкой – крыша трансформаторной будки, игроками, разумеется, мальчишки нашего двора. А "Вадимом Синявским" – Коля Фокин из шестого подъезда. Меня, помню, привлекала больше не сама игра, а виртуозная скороговорка нашего дворового "Синявского", артистически подражавшего кумиру всех футбольных фанатов. Кажется, даже взрослые не оставались равнодушными к его словесным эскападам и с удовольствием наблюдали за его витийством из окон и с балконов. Но не все. Время от времени мяч попадал в окно. И чаще всего он разбивал стекло на первом этаже неудачно расположенного (для игроков) дома, вставшего поперек "поля". Тогда выбегала пострадавшая старуха и начинала ругаться, грозя милицией. За это ей было присвоено прозвище "репортажница". Она казалась мне мученицей. Стекла вылетали у нее довольно регулярно, а в ругани была такая безысходность и страдание, что мне всегда становилось жалко старушку.

К самой же игре я долго оставался равнодушен, и некоторый интерес к ней возник у меня, когда я оказался на летних каникулах в Киржаче. Там жила сестра моей бабушки, "тетя Люба", весьма строгая (домостроевского склада) и набожная пожилая женщина. Так как развлечений особых там не было, если не считать чуть ли не ежедневного выстаивания церковных служб, светлыми пятнами оказались воскресные футбольные матчи. Играли всегда только две команды, вечные соперники -  инструментального завода и шелкокомбината из соседнего поселка. Мое сердце сразу покорили вратари. Высокий блондин команды шелкокомбината импонировал красивым выбиванием мяча от ворот в прыжке. Наш же – маленький, чернявый и юркий был ловок и отважен. Я даже фамилию его помню – Кошечкин. Она ему очень подходила. Так как стадион был мал – всего по одному ряду скамеек по длине поля, то в перерывах игроки отдыхали за своими воротами. Мы, мальчишки, бежали к своей команде и жадно прислушивались к их разговорам. Кошечкин играл в них "первую скрипку". Через каждые три-четыре слова он вставлял "бля" и в его устах это звучало убедительно.

В Киржаче я впервые стал пробовать играть в футбол, причем всегда просился на роль голкипера. Лавры Кошечкина меня будоражили, и я старался подражать его повадкам; но в своей словесной манере он не стал для меня образцом.

А в Москве я забывал о футболе, и все футбольные страсти, кипевшие вокруг, меня совершенно не трогали. Мне трудно было представить себе, как можно "болеть" за какую-то определенную команду, если ты в ней никого лично не знаешь. Вот в "Инструменталке" – Кошечкин. Я стоял рядом с ним, слышал его знаменитые "бля" через каждые три секунды, восхищался его поистине кошачьими прыжками…  Да и на стадион в Москве попасть не так просто, а товарищей-болельщиков у меня не было. И футбол на долгие годы выпал из моей жизни. К Синявскому (настоящему) я, правда, с удовольствием прислушивался ,– к его голосу, – не вникая в суть.

И вот ресторан "Олимпиада" – маленький стеклянный камушек в гигантском кольце главного стадиона страны в Лужниках. Я работаю здесь тенор-саксофонистом летний сезон. Это уже 65-й год. И состав приличный, даже "звезда" присутствует -  Володя Данилин (аккордеонист). Он, правда, звездой себя не считает и никуда особо не рвется ("джемы", концерты, фестивали). Мечтает лишь перейти на фортепиано. Но московские музыканты его прекрасно знают и, бывает, приходят в далекую "Олимпиаду" специально "на Данилу". За пианино – мой будущий дружок и собутыльник Саша Булава. Он начинающий, соло ему еще не дают. За ударными Женя Пырченков, а на басу - наш руководитель - колоритный Володя Антошин по прозвищу "Берлога".

Зал ресторана огромен и пуст. Занято два-три столика. А во время матча и того меньше. Поэтому мы всем составом пробираемся на трибуны;  благо, на них можно попасть прямо из зала через лабиринты служебных помещений. Я тоже тянусь за всеми, хотя особого интереса к предстоящему матчу не испытываю. Но, думаю, хоть на настоящий стадион посмотрю изнутри. Играют: "Торпедо" и "ЦСКА", что подтверждается криками с трибун: "ДАВИ КОНЮШНЮ!" А вот и главный герой – центральный нападающий Эдуард Стрельцов. Его манера своеобразна. Он не носится по полю, как угорелый, а ходит или стоит на месте. Но вот к нему попадает мяч, и тут он несокрушимо рвется к воротам с широко расставленными руками. Ими он отмахивается от наседающих игроков, как от назойливых мух. Мол, - вы куда?! – не видите, что мне гол нужно забить? И забивает.

Стрельцов – человек-легенда. Совсем недавно вышел из тюрьмы (какая-то баба засадила за изнасилование); один из лучших наших игроков, если не самый лучший. И это не помогло. Уж если взбесившаяся баба захочет посадить – посадит (все это мне музыканты по ходу дела докладывают). И вот я уже не отрывая глаз слежу за игрой и с нетерпением жду, когда мяч попадет к Стрельцову. А уж если он к нему попадает, то это, если не гол, - мощная, красивая комбинация и ликование трибун.

- Со свингом играет, - прочувствованно произносит Данила, - прямо Питерсон.

Кажется, еще только один раз удалось мне наблюдать за его игрой с трибун Лужников. Смотреть другие игры, где его не было, не хотелось.

И я стал "болельщиком" "Торпедо". На стадион, конечно, не ходил, но по телеку всегда смотрел игры с его участием. Даже за турнирной таблицей стал следить. И дождался-таки, когда "Торпедо" стало чемпионом страны.

А последний в моей жизни поход на стадион состоялся в Одессе. Я оказался в этом городе с оркестром Юрия Саульского (ВИО-66) и свободный вечер совпал с матчем "Торпедо" – "ЧЕРНОМОРЕЦ" - Одесса). Стрельцов еще играл. Одесситы орали: "Лысый", чего стоишь – бегай!" Но "лысый" передвигался по полю так, как ему было нужно, и влепил в ворота "Черноморца" свои два гола.

После смерти Стрельцова я поболел по инерции за "Торпедо" некоторое время, а вскоре утратил интерес к борьбе за чемпионские титулы. Но футбол все же иногда смотрю по телевизору, особенно международные встречи. Эта игра для меня благороднее и солиднее, чем хоккей, например. И мяч – не шайба (не убьет и виден отлично), и морду друг другу игроки бить не будут, и клюшками не размахивают перед глазами.

Стрельцов умер в расцвете своего таланта. Как-то, гуляя по Ваганьковскому кладбищу, набрел на его могилу. Здесь же – совсем рядом, могилы двух других великих артистов (а к Стрельцову без всяких оговорок применимо это звание) – Енгибарова и Высоцкого. От Высоцкого осталось несколько томов стихов (при жизни не издали ни одного) и много записей, фильмов. От Енгибарова – ничтожное количество кинопленки с его выступлениями. От Стрельцова не осталось ничего, кроме памяти очевидцев, которым довелось наблюдать за его мощным дриблингом. Но осталось ИМЯ, как и от многих великих артистов прошлого.

 



 
В начало раздела
Вверх страницы
В начало сайта
© Махан 2006-2016
Авторские материалы, опубликованные на сайте www.vsemusic.ru («Вселенная Музыки»), не могут быть использованы в других печатных, электронных и любых прочих изданиях без согласия авторов, указания источника информации и ссылок на www.vsemusic.ru.
Рейтинг@Mail.ru     Rambler's Top100