Юрий Николаевич Чугунов.
Литературные произведения.

Живите проще

(немного грустная история)

Какое же все-таки это сложное дело – писательство! И как это они (писатели) умудряются настрочить свои полные собрания сочинений? Где берут сюжеты? Из жизни? Выдумывают? Темное это дело. Музыку писать, по-моему, проще – там сюжеты не нужны, а звуковые комбинации неиссякаемы. Хотя, как сказать.

Вот и у меня наступил момент, когда моя графомания забуксовала – иссякли сюжеты. А так как я описываю лишь только то, что со мной произошло, пришлось признать, что все мало-мальски достойные факты моей биографии я уже зафиксировал.

Да, не богата событиями оказалась моя жизнь. И события все какого-то сомнительного толка: где пил, да с кем, сколько и как; кто меня не сыграл, а если сыграл, то плохо; где меня не издали или не записали, где не заплатили, и откуда выгнали… Невеселая картинка, - прямо, как у Вадима Шефнера (повесть «Человек с пятью «не»).

И зачем я все это описывал? Так, чтобы позубоскалили приятели и порадовались, что не с ними все это происходило? Выходит, писал я все это для своего удовольствия. Сам процесс меня увлекал. А коли так засосал меня этот писательский процесс, то остановиться очень трудно. Вот я и высасываю из пальца очередной ничтожный сюжетец.

В детстве и юности порывался я несколько раз собрать коллекцию. То были поочередно: монеты, марки, значки, открытки, пластинки, пивные этикетки… Долго эти увлечения не продолжались – от силы – несколько лет. А однажды, наклеив зачем-то в тетрадку свою фотографию 3 на 4, вдруг решил: буду собирать галерею своих портретов от рождения до… Страшноватая идейка. Но тогда - в 20 лет, я этого не почувствовал – ведь в этом возрасте мы собираемся жить вечно и оставаться всегда молодыми.

Даже в 40 лет не почувствовал я ненужности этой грустной затеи. Мой оптимизм подогревало то обстоятельство, что лет до 50-ти я всегда выглядел лет на 10 моложе своего возраста. Стало быть, маленький элемент чуда, в которое веришь в детстве (долгожительство и нестарение) еще теплился в глубине души крохотной лампадкой. И я продолжал время от времени беспечно лепить очередную фотку, и, сравнивая с предыдущей – двух или трехлетней давности, с удовлетворением отмечал незначительность возрастных изменений на моем лице.

Вот мне 30, а вот – 38, но так же ясен взгляд, волосы густы, ни одной морщинки.

Сомнения стали закрадываться при взгляде на фото 88-го года. Мне 50, и, пожалуй, на сорокалетнего я здесь не очень похож. Хотя, пока все при мне – волос темен, морщин не видно (правда, - 3 на 4 – что там разглядишь). Вот только взгляд слегка потускнел.

Справедливости ради замечу, что тетрадочка эта редко попадала мне под руку. Фотографии прибавлялись редко – интервалом в 3 – 5 лет. А в 86 году я и вовсе забыл о ней. И лишь в 97-м оказалась она снова на виду. И фотография недавняя для членского билета (Союза композиторов) имелась – недавно сменил книжку.

Вот тут-то и отомстила мне моя неосторожная затея. Кажется, я даже специально решил вклеить эту жуткую образину, чтобы наказать себя за свое пристрастие к такой сомнительной склонности к коллекционированию.

Снимался я на документ в срочном фото – кабинка в фойе станции метро Белорусская. Когда мне через три минуты выдали результат, первым побуждением было – тут же выбросить это непотребство в урну. Но почему-то не выбросил. Денег что ли пожалел или некогда было добиваться лучшего…

На меня смотрел вурдалак с заплывшими глазками, с редкими волосенками на голове, с седой бородой. Кажется, увеличился в размерах нос. А взгляд выражал тоску и безысходность. В довершении всего, отпечаток был сделан на зеленоватой, глянцевой бумаге. Так что, впечатление погруженного в болото вурдалака было полным. Поэтому мой членский композиторский билет я стараюсь никому не показывать. А я еще удивляюсь, что меня не узнают старые знакомые, которых долго не встречал. Не мудрено!

Но через два года мне пришлось сфотографироваться на какой-то документ еще раз. Я пошел в нормальное фотоателье и постарался спрятать свой «вурдалачизм» поглубже. Твердым взглядом римского сенатора смотрел в объектив с последней надеждой выйти победителем в неравной схватке со временем. И, о чудо! Мне это почти удалось! Исчезли мешки под глазами, разгладились морщинки, и даже нос, как будто бы стал меньше.

Наверное, сыграло роль время съемки – конец лета. Я набрался здоровья на даче и соскучился по работе. Да и фото было сделано на белой бумаге и в нормальных условиях.

И все же эта, чудом сохранившаяся тетрадка, научила меня кое чему. Нельзя играть со временем. Оно идет своим чередом и требует своих жертв. Мой простительный юношеский оптимизм слишком затянулся – вот я и получил от Времени наглядный урок. Нельзя становиться над Временем и пытаться его обмануть – все равно проиграешь. Надо жить проще. Просто – жить.

Ну вот, дожил – меня не узнают!

Не узнает товарищ по несчастью;

по счастью – все равно не узнает.

Разглядывает лик мой напряженно

и не видит, что это я.

Как будто смотрит он в зеркальное стекло –

я его вижу, а для него меня как будто нет.

Как это странно и нелепо!

Свидетель юношеских игр,

с кем столько куролесили вдвоем, и вот, поди ж, - не узнает, подлец!

Я ж прозреваю всех сквозь пыль десятилетий;

легко снимаю времени пласты,

и вижу суть лица. Любого,

которого хоть мимолетно

мой взгляд коснулся.

Неужто время так мой лик переменило,

так замело следы, что нынче

я живу, как будто под чужой личиной,

как будто в зазеркалье?

Я в зеркало обиженно смотрюсь,

стараюсь добросовестно заметить

ту отчужденность моего лица,

которая является причиной

подобной злой насмешки жизни.

Нет, не вижу.

Конечно, не ребенок, но юноша!

Хотя и поседевший,

хотя и с бородой (быть может,

в ней причина того,

что в зазеркалье оказался я?).

Беру велосипед за руль – бараний рог

(уж он-то за версту меня узнает!),

седлаю верного конька, и всем назло

пускаюсь в путь по Зазеркалью.